Время Медуз

[lilac-infant]

Автор: Инфант.
Название: Время Медуз
Соавторы: James Brown
Бета: Chara Kaufmann
Рейтинг: NC-17
Фандом: Naruto, Судная Ночь
Размер: планируется макси.
Пейринг: Наруто/Саске, Итачи, Джуго, Пейн, Конан, Орочимару и другие.
Жанры: Слэш, Ангст, Deathfic, Hurt/comfort, AU, Эксперимент, кроссовер.
Предупреждения: Секс с несовершеннолетними, Грейпфрут, Инцест, Нецензурная лексика.

Глава седьмая: Судная ночь

Саске идет к себе в комнату, прикрывая дверь.
Перед глазами маячит влажная постель, горящий монитор ноутбука.

Черт возьми, пальцы дрожат отчего-то, а тишина беспощадно давит на виски.
Саске берет с тумбочки плеер, затыкая уши. Машинально ищет сборник по математике: примеры длинные, заковыристые успокаивают.
А после решения — правильного, аккуратного — в душе привкус мёда и радости.
Время бежит быстро, послушно, отчитываясь на панели электронных часов.
Учиха откладывает карандаш. Тело жаждет действия, сидеть больше почти невыносимо, и Саске медленно идет на кухню. Посмотреть на плавающий в тумане город и, возможно, достать курицу, о который говорил Итачи.
В пустом, уже темном коридоре пахнет улицей и страхом.

Саске замирает у двери, хватаясь пальцами за черную, гладкую поверхность.
На кухне горит свет.
Ужасающий, желтеющими пятнами — Саске уверен, что выключил его, когда пошел к себе.
Шорох заставляет Саске вздрогнуть, машинально вцепившись в комод.

Хлопает дверца холодильника, старший из братьев Учиха сухо кивает в знак приветствия.

— Итачи, — вздохнул Саске, опираясь на дверь, — ты напугал меня.
Итачи пожимает плечами, доставая пару стеклянных стаканов.
— Не хочешь выпить?
Саске устало садится на паркет. Смотрит на входную дверь в футляре железных пластин. Там, за ней, миллионы людей, которым нельзя доверять, за дверью — Судная Ночь.

На Учихе позаимствованная у брата рубашка, зауженные джинсы, выдающие правильные линии ног. У него чуть растерянный, отрешенный вид и красиво растрепанные черные пряди.
Из широких рукавов виднеются плавные линии обнажённых плеч.

— Ты раньше не разрешал мне пить, брат.
Итачи откупоривает бутылку, слышится тихий шелест красного вина.
— Ты выглядишь...потрёпанным, — Итачи протягивает ему стакан, — можешь выпить, мы не скажем отцу.
— Не хочу, — Саске дышит тяжело, надрывно, устало прикрывая глаза, откидываясь и съезжая по двери.
— Саске, — вздох, — выпей, ладно?
— Нет.
— Саске, — сквозь усталость в голосе сквозит еле ощутимая нервозность или это...так показалось?.. Разумеется, лишь воображение, — так будет лучше.
— Если ты настаиваешь.

Младший Учиха залпом осушает стакан.
Чертов Наруто шатается сейчас где-то по этим улицам, неизвестно дойдет ли еще...
Попытка подняться неожиданно заканчивается полным провалом.
Перед глазами резко выплывает смазанная, узорчатая субстанция из кухни, окон и Итачи.
Саске смотрит в одну точку.
И кровь медленно стынет у него в жилах.
Он смотрит на стакан Итачи.
Который тот не торопится пить.

— Мы не скажем отцу, — неожиданно хрипит Саске, — о чем мы ему еще не скажем, Итачи?
— Саске, послушай меня.
Перед глазами все плывет жидкими размытыми пятнами.
Шум. От пуговиц по полу.

— У тебя синяк, — спокойно говорит Итачи, обводя кончиками пальцев фиолетовое пятнышко чуть пониже лопатки.
— Я тебя убью, — доверительно шепчет Саске.
Сознание его не покидает, упорно заставляя осознавать все слишком ярко. Слишком явно.
— Всё будет хорошо. Так ведь лучше, Саске. Правда. Мы потом сделаем вид, что...ничего не было, как раньше, только один раз... — горячее дыхание на животе, плавные массажирующие движения вдоль спины, поясницы, бёдер.
А затем головокружение от поднятия над полом, что-то мокрое, горячее на шее, мелькающие комнаты, шелест, ощущение холодного шершавого постельного белья под голыми ногами.
С Итачи совсем не так: медленно, постепенно. Лапает его, как публичную девицу, Саске чувствует, что точно убьет его.
Ладонь скользит между ягодиц, а свои руки словно ватные, жидкие — не протянуть и не врезать.

— Саске, — ломаный голос горячими волнами отдаётся по венам. — Кто это сделал?
Конечно, он чувствует.
Чертов Наруто. Он ведь так долго его брал, конечно, Итачи замечает.
— Имя.
Саске кусает губу, даже не пытаясь сдвинуть широко расставленные ватные ноги.
— Кто тебя здесь...трогал? — не своим голосом, просеченным яростью и страхом.
Саске закрывает глаза, поворачиваясь лицом в подушку.
Не поворачивается даже когда тело мерными точками вдалбливают в матрац, перевёрнув для удобства на живот.

Саске упивается лишь одной сладостной мыслью мести. Холодной, как лёд, продуманной, неминуемой мести. Он думает о тонких отцовских лезвиях и огне. Саске даже кажется будто вместо рук Итачи его ласкают красные острые языки пламени из камина, а рассвет словно нависает на ним алой липкой дымкой, скользящей по его телу вдоль внутренней стороны бедер к коленкам, раздвигая их шире и вынуждая прогнуться.
Итачи заставляет получать удовольствие, и это кажется особенно неприятным. Ощущение позорной беспомощности и возбуждения.
Засыпает Итачи уже почти на рассвете, тяжело привалившись влажной грудью к спине Саске и сорвано целуя в затылок, шею, изрезанную румянцем щеку.


Просыпается Саске на удивление рано. На часах восемь утра.
В квартире тихо и светло, мерно бубнит вентилятор.
Итачи лежит рядом, любовно гладит по голове, мягко перебирая черные взъерошенные пряди.
Саске чувствует спиной его мерное дыхание, живот ласкает широкая, гладкая ладонь.
До душа дойти оказывается на удивление просто — Саске не чувствует боли. Только сладостное, томительное желание мести.
Желание взять тонкое отцовское лезвие и убить.

События Судной Ночи ему вновь напоминают во всех красочных подробностях уже в душе, и снова не один раз.
На этот раз — иначе, на самом деле. С кровью, бритвой, зажатой в руке, сбитыми костяшками, ударами, грохотом.
Но все же — напоминают.
А после Саске медленно выходит из душа, цепляясь руками за вазу на подставке у двери.
И вдруг с неимоверным удовольствием бьет ее об пол.
Звон резко прорезает хрупкую тишину, а Саске словно умалишенный сметает со стола посуду, дергает ящики, усеивая пол глухим дождём ножей и вилок. На кафель летят мамины фиалки, столовое серебро, разорванные в клочья занавески.
Вдребезги бьется от удара телевизор, скользят по полу запчасти телефона.
А-ах, вино.
Саске задумчиво вытягивает из стеклянного невредимого — пока — комода бутылку.
Белое вино урожая две тысячи...
Саске со всей силы ударяет бутылкой о поверхность стола, отшвыривая к дьяволу стулья.
— Саске. О боже, Саске, что ты... — Итачи застывает в дверях, сжимая в руках кружку кофе.

Он хочет подойти к Саске.
Но у Саске в руке — кухонный нож, а взгляд ледяной, спокойный с красным, нездоровым отливом.

Итачи ставит кружку на стол, медленно подходя ближе.
— Давай-ка мы опустим нож, Саске.

Саске медленно переводит взгляд на рядом стоящий шкаф. Замечает фото в красивой резной раме в форме сплетённых медуз.
На фото — он, конечно, же. Маленький, на руках у брата. Счастливый, сжимает в руках черную кофту и смотрит на Итачи так восхищенно.

Саске бережно берёт снимок в руки.

— Саске, — тихо говорит Итачи, приближаясь, — Саске, не надо.
Младший Учиха поднимает на него глаза, а потом с силой швыряет рамку об пол, босыми ногами топча — шипя от боли, но разбивая все больше и больше. С ненавистью уничтожая этот ненавистный клочок мерзких, пропитанных грязью воспоминаний. У Саске в ушах звенят его вчерашние стоны на пополам с детскими голосом: "Брат, как решать этот пример?".

Он смеётся, как ненормальный, опускаясь в лужу из вина, осколков и земли.
Он отвлекается.
И этого момента достаточно для Итачи, мгновенно оказавшегося рядом.
Нож отлетает в сторону.

Итачи ждет, что Саске бросится на него, но тот не шевелится.
А потом вдруг прижимается к нему, все так же хрипло хохоча:
— Давай, трахни.
— Успокойся.

Но Саске не прекращает, смеётся, путаясь пальцами в футболке. Даже в полоумном состоянии, крови, грязи он выглядит так...странно, так идеально, желанно, что у Итачи невольно проскальзывает мысль, что Саске действительно проклятый.

После пощёчины Саске заметно утихает, даря Итачи время развести в стакане таблетку.

— Снова обдолбаешь? — вяло интересуется младший.
— Это успокоительное, — без единой лишней эмоции, не поворачиваясь.

Саске, не сопротивляясь, пьёт. Спустя пару минут засыпает, прижимаясь щекой к поверхности дивана.
У него перед глазами отчего-то плавают разноцветные склизкие медузы.

Итачи едва успевает относительно прибрать учиненный беспорядок, когда из гостиной раздаётся зудёж телевизора.
Саске сидит на диване, бессмысленно смотря в монитор.
В бледных пальцах зажат телефон — без единого пропущенного вызова.
На лице застывает нечитаемое выражение, глаза только смотрят живо, судорожно следя за каждым новым лицом на экране.
Итачи подходит, медленно опускается на пол возле брата, едва ощутимо касаясь ладонью обнаженного колена — Саске даже не одевается.
Машинально переводит взгляд с экрана, задумчиво вглядываясь в лицо брата.
— Саске, — выдыхает Итачи, обнимая его колени руками. Прижимается щекой к бедру, устало закрывая глаза.
Младший не двигается, вновь смотрит новости, сильнее сжимая разбитый недавно телефон.
Итачи не поднимает голову с колен, все так же трепетно поглаживая нежную кожу пальцами.
— Я его убью, — вдруг говорит Итачи, касаясь колена губами, — убью, богом клянусь.
— Кого?
— Орочимару, естественно.
— Ну убей, — невесело усмехается Саске.
Итачи считает, что Саске спит с этим любителем бежевый перчаток, это как никогда на руку.
В телевизоре мелькают чьи-то обугленные лица, улицы в мишуре мусора и битого стекла.
Неопознанных трупов большинство, в квартале Наруто около полусотни.
— Отойди от меня.
Итачи поднимает голову. Бледная полоска губ дрожит, но взгляд все такой серо-строгий, как смокинг от хорошего дизайнера.
— Тронешь меня еще раз — и ты пожалеешь.
У Итачи черный пояс по карате, превосходство в весе и интеллекте.
Если уж не учитывать финансовую и юридическую зависимость.
Умрет Итачи — и Саске останется один на один с их чокнутым папашей и Орочимару.

Старший Учиха убирает ладони с колен брата, одевается судорожно погружая лицо в оковы ледяной воды. Судороги не проходят.
Галстук душит горло, а шершавая кожа портфеля натирает пальцы.
Дезактивация системы безопасности работает не сразу. А затем Итачи тяжелой грудой вываливается за дверь.

Хлопок двери заставляет вздрогнуть.
В новостях все говорят и говорят.
В руке скорбно молчит телефон.
Небо за окном пустое, недалекое и страшно лишь пошевелить рукой.
Саске закрывает глаза, голос диктора теперь еще более ощутим. Спокойный, расчетливый.
Какая мерзость.
Саске передёргивает. Мерзость.

До ванной бы дойти, ноги шлепают по голому паркету.
"Нет" — хрипло шепчет голос внутри головы.
— Нет, — машинально повторяет Саске, хватаясь пальцами за дверной проём. Ступни словно таят, расплываются, Учиха обнимает дверную раму, пряча лицо, прислонившись лбом ко гладкому отполированному дереву.

Мерзость.
Какая это все-таки тошнотворная
Омерзительная
Гадкая
Мерзость.
Такая, что тянет блевать. Эти грязные ублюдки, отправившие своих деточек в Нейтральную зону, а потом вещающие, какая у нас Нация дохера Возрожденная и крутая. Оружие на Судную Ночь — и того не купишь без взятки. Все эти пропахшие мочой вокзалы, перекошенные хамством рожи, все эти друзья — губы Саске разъехались в кривой, ироничной улыбке — половина просто трахнуть хочет, как это Джуго, другая половина просто подонки, думающие лишь о себе.
А теперь и он. К ним, в нирвану. В бассейн к склизким, толстым медузам. Такая же невозможная
Мерзость.
Саске кажется, что ко внутренней стороне бедер прилипают отвратительные, липкие, но уже чуть подсохшие, комочки грязи. С такими полупрозрачным пузырьками, горячие, несмываемые.
Он весь в этой мерзости.
Телефон взрывается трелью, и Саске мгновенно реагирует: поднимает на уровень глаз и смотрит на имя контакта, пока дрожь не начинает пронзать колени.

Джуго, однако, настырен.
Саске сдается на пятом звонке, как можно спокойнее выдыхая в трубку:
— Алло.
— Саске? Саске, где ты?
— Дома.
— Что с тобой? — голос настороженный, боязливый. Саске даже чуть усмехается.
— О чём ты?
— Саске, кто-то умер?
— Не знаю.
На той линии пауза
— Киба умер, — вспоминает Саске, присаживаясь на бортик ванной.
— Я сейчас приеду?
— Делай, что хочешь.
Саске опускает телефон на раковину и прикрывает глаза.
— Шлюха, — неожиданно рявкает Саске, заливаясь истерическим, тихим хохотом.
А потом еще раз, уже тише и увереннее повторяет:
— Шлю-ха.

Вокруг какие-то коридоры, как в древнеегипетских гробницах. И кто-то барабанит, барабанит — какая-то дохлая, вонючая мумия.
Саске не хочет открывать ей дверь.
Но мумия так барабанит, что у него сводит холощеными спазмами мозг, ей приходится открыть.
И темно, и склизко. Пахнет паутиной, а глупая мумия трясет его за плечи — Саске отмахивается, конечная: вот привязалась, сволочь.
Но мумия сильнее.
Саске приходится лечь.
Все ему мерещатся какие-то напомаженные девицы, которые ползают по его квартире, тело погружается в горячую, пыльную ванну. Итачи говорит: "Наруто сейчас придет", а потом становится Джуго, а затем и вообще выбеленным, мерзким потолком.
Горло пересохло, словно кто-то вымазывает мокрым песком.
А вдруг он уже умирает?
На лоб капает раскаленная лава - снова мумия шалит, настырная.
А потом - темнота.


Джуго медленно проводит полотенцем по лбу, аккуратно убирая черные, слипшиеся пряди.
Саске всего колотит. Джуго не врач, и он совершенно не знает, что делать в таких ситуациях.
У Учихи температура, наверное, под тридцать девять.
И все говорит о каких-то мумиях, мерзости и Наруто.
Джуго действительно немного не по себе.
Из всего бреда, который он слышит из воспаленных, потрескавшихся губ Саске, Джуго понимает только то, что Саске хочет к Наруто.
Звонить ему кажется бессмысленным — что он может в самом деле?
Но в скорую звонить еще глупее — у Саске с психикой не все нормально, Джуго знает это уже довольно давно. У санитаров будут все причины препроводить его в дурдом.
Кроме всего прочего, если признают недееспособным, - опекунство не снимут, а Джуго, как и многие прочие, замечает за братом Саске странные вещи временами.
Иногда для него это становится актуальным вопросом: а кто из братьев безумен в большей степени?

Наруто берет трубку не сразу. Говорит в трубку ленивое, чуть сонное:
— Да. Это кто?
— Это Джуго.
На той линии виснет хрупкая пауза, испещренная сопением и попыткой привстать.
— Извини, сейчас, — грохот и сдавленный мат, — ты разбудил меня.
Джуго терпеливо ждет, бросая на Саске внимательные взгляды, но тот, кажется, не собирается просыпаться.
— Да? Чем могу помочь?
— Что вчера случилось? — после некоторого молчания осведомляется Джуго, присаживаясь на пол у дивана Саске.
— В смысле?
— У Саске истерический припадок.
— Когда я уходил, он был в порядке, — чуть недоуменно комментирует Наруто. Джуго слышит звук быстрого стука по клавишам.
— У него бред и, кажется, жар. Я не знаю.
Молчание. Вздох и несколько неловкое:
— Что я могу сделать?
— Приехать, например, — это звучит, наверное, слишком резко. Узумаки не отвечает какое-то время, явно обдумывая что-то своё.
— А это необходимо?
Этот вопрос ставит Джуго в полный тупик. Он долго молчит, пытаясь понять, что вообще происходит. Разве они с Наруто не?..
— Нет, — вдруг совершенно спокойно отвечает Джуго, вешая трубку.
После таких вопросов ему здесь, наверное, лучше не появляться.

Джуго думает, что Наруто все равно придет.
Играть на совести — это как-то не очень, но Узумаки виноват сам. Зачем было задавать столь странноватые вопросы?
Однако к изумлению Джуго — Наруто не приходит.
Саске вскоре приходит в себя, медленно оглядываясь по сторонам.
Джуго сидит рядом. С подносом какое-то еды и таблеткой от головной боли.
— Ты как?
— Просто устал, — пожимает плечами Саске.
Вдруг он бледнеет, цепляет пальцами телефон, смотрит на экран и отрешенно закрывает ладонями лицо.
— Так что случилось? Наруто сказал, когда он уходил...
— Ты говорил с ним? — Саске резко вскидывает голову. Взгляд у него живой, переливающийся, такой красивый — но опять куда-то в пустоту. В иллюзорную, далекую цель — Джуго никогда не мог понять.
— Да. Пару часов назад. А в чем дело?
Саске падает обратно на подушку. Смотрит в потолок и выглядит спокойным, несколько застывшим, взгляд только мечется от окна к люстре и наоборот.
Учиха качает головой.
— Ни в чем. Как, — голос слегка срывается, заставляя тяжело сглотнуть, — у него дела?

Джуго вздрагивает, больно сжимая в руках краи подноса.
— Он спал.
Саске кивает головой и отворачивается.
— Я не хочу есть. Брат скоро придет.
— Саске...
— Можешь остаться у нас, если уже поздно.

За окном и впрямь — черная пелена июньской ночи.
На душе скребется разом одна тысяча странных, злых котов.
Джуго касается плеча Саске и выходит, участливо притворив за собой входную дверь.
Ночь долго ловит отголоски его одиноких, пропитанных горечью, шагов.